Стальной лев революции. Восток - Страница 29

— Ильей Афанасьевичем люди величают, — крестьянин еще раз поклонился и сел в кресло. Отпил чаю и принялся обстоятельно рассказывать, с каким наказом по общественным и хозяйственным делам его прислали к вождю.

Ленин слушал очень внимательно. Это были сведения из первых рук. Ни осведомители, ни донесения ВЧК или наркомата внутренних дел никогда не смогли бы ему рассказать, о чем в действительности думают простые люди и что на самом деле происходит в стране. Такие посещения вождь очень ценил и всегда самым внимательным образом выслушивал и выспрашивал ходоков. Иногда после таких бесед политика нового государства в отношении крестьянства менялась коренным образом. Но это в будущем, а сейчас Ленин впитывал и анализировал все, что рассказывал ему этот крестьянин-середняк.

Через некоторое время Владимир Ильич принялся подробно расспрашивать, какие типы крестьянских хозяйств существовали в той местности, откуда прислали ходока, какое положение в этих хозяйствах было до войны четырнадцатого года, какое положение создалось к осени шестнадцатого, и особенно подробно, каково оно в настоящее время.

Ленина интересовало практически все — велики ли у крестьян наделы? Сколько в один надел входит земли? Сколько там пахотной земли, сенокосной, пастбищной, под лесами? Много ли неудобных земель? Какая почва преобладает? Какие культуры выращиваются?

Чеканов обстоятельно отвечал на каждый вопрос.

Выяснив для себя общую картину, вождь принялся расспрашивать ходока еще более предметно:

— Илья Афанасьевич, а каков до революции урожай был?

— Урожай-то? Обычный у нас урожай — «сам-пят», да «сам-шест». Ежели «сам-сем» уродится, то это считается хорошим урожаем, Владимир Ильич. Куды там? — Крестьянин сокрушенно взмахнул рукой.

— Варварское хозяйство! — воскликнул Ленин. — Сколько отнимает труда, а результат ничтожный, — и тут же спросил. — Может ли такое хозяйство обеспечить крестьянина?

Чеканов немного задумался.

— Товарищ Ленин, в нашем месте крестьяне не живут одной землей. У нас коровы и молоко всегда были и посейчас есть. Кто до революции по две коровы, а некоторые и по три держали.

— Вот как, и какой удой молока, куда оно сбывалось?

— У нас-то кулак-скупщик свой был. Вот он и договаривался со всем миром, чтобы весь надой ему, значит, шел. Маслодельня у него своя стояла, там мы и сдавали молоко. Масло он отправлял в Рыбинск или Петроград, а снятое молоко назад отдавал, как по уговору и положено.

— Не хозяйственно, товарищ Чеканов. Из снятого молока можно делать сыры. В этом случае молоко использовалось бы более рационально, — и тут же спросил. — Сколько скупщик платил за молоко?

— Я когда до войны работал в маслодельне, цена была 40 копеек за пуд, а перед войной — кажется, 50–55 копеек. Точно уже и не упомнить, — крестьянин, припоминая цены, сморщил лицо так, что Владимир Ильич едва не рассмеялся. На грубом, бородатом лице собеседника такое выражение выглядело очень комично. Этого делать было нельзя, поэтому Ленин немного подумал, и решил возмутиться:

— Да это же прямой грабеж! Сколько же скупщик наживал на молоке?

— А кто его мироеда знает-то, товарищ Ленин? Он же не только на молоке наживался. Лавчонку свою держал. Денег-то от него мы не видали никогда. Мы ему молоко сдавали, а за это брали товары в лавке его. На лесозаготовках такой же порядок был.

Выслушав это, Владимир Ильич грустно сказал:

— Сколько около крестьянина раньше было загребастых рук, разных «колупаевых» и «разуваевых»! Как много крестьянин до революции мог при двух коровах получить дохода от молока в год?

— Рублей восемьдесят, сто — самое большое. Да на лесозаготовках, рублей пятьдесят-шестьдесят.

Владимир Ильич взял карандаш и начал в блокноте подсчитывать. Попутно, уточняя, спрашивал:

— Кроме картошки, овощи принято было разводить? А из зерновых рожь и меньше овес?

Перестав задавать вопросы, Ленин еще некоторое время что-то расписывал и подсчитывал. Наконец, он поднял голову.

— Как же жили крестьяне? Доходы неправдоподобно малы.

— Владимир Ильич! Про нашу местность в Кирилловском уезде даже поговорка есть: «Уломы — дуры, и белянки без крупы».

— Уломы? — Владимир Ильич улыбнулся. — Это название?

Чеканов рассмеялся.

— Да, Владимир Ильич, это наша местность так прозывается, а белянками у нас грибы называют.

— Да уж, при урожае «сам-пят» не много круп наделаешь! Наверно, хлеба и на полгода не хватало? Ничего-то про крестьянские хозяйства эти аграрные «теоретики» не знали, зато обывательской спеси хоть отбавляй.

Ленин немного помолчал, очевидно, раздумывая о чем-то, и заметил:

— Пожалуй, нам придется подумать о контрактации сельскохозяйственных продуктов, но для этого надо иметь достаточное количество промышленных товаров и устойчивые цены.

Владимир Ильич написал в блокноте — «контрактации сельскохозяйственных продуктов» и поставил знак вопроса. Он прекрасно понимал, что в настоящее время, да и в ближайшем будущем никакой надежды на производство промышленных товаров нет и быть не может. Других способов, кроме продразверстки и обычной мены промтоваров на сельскохозяйственную продукцию он придумать не мог. Правда он и не питал на этот счет никаких иллюзий.

Ленин внимательно посмотрел на сидящего напротив мужика. Тот явно не понял смысла его последнего высказывания, но это и неважно. Главное, что от первоначальной робости посетителя не осталось и следа. Почувствовав внимание и заботу, поверив, что с ним говорят на равных, после того как вождь разыграл прекрасную мизансцену с вычислениями доходов крестьянина-середняка Новгородской губернии, человек был готов рассказать самое сокровенное. Теперь пришла очередь «неудобных» и действительно насущных вопросов. — Скажите, Илья Афанасьевич, в прошлом году произошло сокращение запашек земли, оно вызвано сокращением поголовья скота и лошадей?