Стальной лев революции. Восток - Страница 35

Телеграфист моментально отстучал сообщение. Ответ пришел практически сразу.

«Поздравляю, товарищ Председатель Реввоенсовета. Прошу передать мою личную благодарность Михаилу Васильевичу. Подумаю о вашем предложении по Секретариату. Идея хорошая. Переговорю со Сталиным. Решение примем позже. Жду от вас вестей. С большевистским приветом, Ульянов-Ленин».

* * *

...

11 января 1919 года.

Москва. Кремль. 01:20.

Владимир Ильич Ленин возвращался с заседания Совета Народных Комиссаров. Он очень устал за прошедший день. По дороге домой, Вождь анализировал свои сегодняшние, точнее уже вчерашние, встречи и разговоры. Особенно много Ленин размышлял о переговорах по прямому проводу с товарищем Троцким. Предложения, озвученные Львом Давидовичем, требовали серьезного осмысления, как и сама позиция Председателя Реввоенсовета. Лев показал себя с самой неожиданной для Владимира Ильича стороны. Особенно поразил Ленина даже не отказ Трибуна Революции от поста Председателя ВЦИК, а его протекция Сталину.

«Что же такое происходит, если Лев не только проталкивает Кобу вперед, но и дает конкретное, важное и очень значимое направление деятельности? Он не может не понимать, что это приведет к невероятному усилению Сталина как политической фигуры, — Вождь неопределенно хмыкнул. — Троцкий совершенно определенно сознает, что будет в итоге. Он сам сказал про систему, контроль и бюрократию, но при этом сам предлагает поставить Иосифа на административную работу и прописывает его функции. Удивительно!»

Размышляя, Владимир Ильич подошел к коридору, ведущему к его кремлевской квартире. Едва он собрался войти в него, как неожиданно погас свет.

Подобные отключения не были редкостью зимой 1918–1919 годов, и Владимир Ильич уже привык к таким эксцессам. На его рабочем столе в кабинете стояли свечи в подсвечниках, а в кармане у некурящего Ильича постоянно лежал коробок спичек.

Ленин вошел в коридор, ведущий к его кремлевской квартире.

Внезапно раздался настороженный окрик часового поста № 27 у квартиры Владимира Ильича:

— Кто идет?

— Ленин, — ответил Вождь мирового пролетариата.

— Я вас не вижу. Оставайтесь на месте.

Владимир Ильич услышал звук взводимого револьверного курка и внезапно понял, что часовой насторожился, услышав в темном коридоре легкие и быстрые шаги. Темнота была такой, что невозможно различить даже фигуры.

— А вы погодите, товарищ. Сейчас зажгу спичку, и вы меня увидите. Удостоверение у меня с собой, — Ленин не мог сказать с уверенностью, что курсант кремлевских пулеметных курсов, стоящий на посту, знает его в лицо.

Владимир Ильич достал спичечный коробок и, открыв его, нащупал в темноте спичку. Достал ее. Чиркнул, и спичка сломалась с противным сухим треском.

В ответ раздался выстрел.

Глава 6

...

10 января 1919 года.

Златоуст.

Поезд — штаб Троцкого. 18:00.

В Златоуст я прибыл еще вчера. Город наши ударные силы захватили с наскока, ворвавшись в него на плечах отступающих белогвардейцев. В самом Златоусте боеспособных частей у противника не нашлось. Несколько отрядов в спешке сколоченных противником из выздоравливающих красноармейцы расколошматили походя. Поэтому войска Четвертой армии под командованием Михаила Васильевича Фрунзе фактически «проскочили» город. После занятия Златоуста Южная ударная группа, практически не встречая организованного сопротивления, рванулась к Челябинску. Передовые части Четвертой армии Восточного фронта находились тридцати верстах от него, и существовала вероятность того, что Красная армия займет Челябинск если не завтра, то послезавтра. Во всяком случае, доклад Фрунзе выглядел весьма оптимистично. Михаил Васильевич сообщал, что потери невелики, темп наступления высокий, а противник в панике разбегается.

Златоуст, покоящийся в достаточно большой котловине, со всех сторон окружают отроги горных хребтов и относительно небольшие вершины, высотой шестьсот-семьсот метров. Сам город и горы вокруг него производили на меня гнетущее впечатление. Облака, затянувшие окрестные вершины, «зацепившиеся» за них, давили на психику. Возникало ощущение, что над Златоустом раскинулся рыхлый темно-серый неподвижный океан, обволакивающий все вокруг. Всю ночь валил густой снег, который прекратился только под утро. День выдался темным и хмурым.

Я шагал вдоль вокзала по невероятно загаженному перрону в сторону своего поезда. После посещения города настроение было премерзким, а окружающий пейзаж полностью отвечал моим внутренним ощущениям — вокруг все завалено хламом и мусором, заплевано семечками. Ветер гонял по путям обрывки каких-то газет и кружил по перрону черную от угольной пыли поземку. Неуютным оказался для меня этот город.

Утром занимался сводками с фронтов, ближе к обеду провел совещание. Около часа дня переговорил по прямому проводу со Сталиным, потом с Вацетисом. В четвертом часу дня, после разговора с Лениным, съездил на митинг. Выступал перед местными рабочими и крестьянами окрестных деревень. Вместе с толпой собравшихся людей моей пламенной речи внимали также молчаливые, темные, давно заброшенные цеха Златоустовских заводов. Мертвые глазницы выбитых окон и приоткрытые створы гниющих ржавых дверей, казалось, внимательно вслушиваются в мои слова. После выступления я зашел в некоторые цеха и только тогда, увидев наяву, осознал, что такое «разруха». Страшное слово — лютое.

Златоустовские заводы стояли. Молчала и оружейная фабрика, не так давно блиставшая своими отменными клинками. Громадные холодные цеха с мертвыми мартеновскими печами производили гнетущее впечатление. Внутри свистел и наметал сугробы ветер. Кругом царило запустение. Кое-какая жизнь в некоторых цехах еще теплилась. Немногочисленные рабочие выполняли ремонтные работы, но это была агония. В 1918 году единственная работающая десятитонная кислая печь старого мартеновского цеха инструментального завода выпускала только «самокалку» — самозакаливающуюся сталь. Больше не производили ничего. Оставшиеся ремонтные мастерские дышали на ладан. Это и есть «разруха». Похоже на эпидемию: вчера-позавчера все работало, а сегодня ничего и никого нет. Остались только воспоминания и темные, испускающие дух большие цеха.