И все равно не получилось. Замену Троцкому осенью 1919 года Ленин так и не нашел. Сергей Иванович Гусев (Драбкин Яков Давидович) ожиданий Вождя мирового пролетариата оправдать не сумел. В результате, увлекшись кулуарной политикой, большевики чуть не уничтожили уже работавшую систему управления войсками. Именно тогда Деникин чуть до Москвы не дошел. Да и Юденича под Питером еле остановили.
Обгадились, но не сильно. Запах стоял сильный, зато в Вологду бежать не пришлось. Все обошлось, и через год Владимир Ильич, видимо, предвидя скорый конец, вернулся к нерешенной проблеме по фамилии Троцкий уже в другой обстановке и хорошо подготовившись к борьбе.
Решив в марте 1921 года вопросы профсоюзов, левого уклона и единства Партии сквозь призму работ, действий и заявлений Предреввоенсовета, Владимир Ильич добьется своего. Последней каплей, уничтожившей непререкаемый в некоторые моменты политический вес Льва Давидовича, станет знаменитое «Политическое завещание» Вождя. В итоге «Лев Революции» хотя и сумеет нанести Сталину ответный удар, окажется вынужденным отказаться от поста председателя Совнаркома, предложенного ему после смерти Владимира Ильича. Это также позволит заткнуть на какое-то время «левую оппозицию», разбираться с которой в будущем придется опять же Сталину.
«Этот момент тоже очень важен», — я вызвал Глазмана и попросил Мишу принести мне еще кофе. Секретарь отсутствовал недолго, и я, глотнув крепчайшего обжигающего напитка, продолжил свои размышления.
«Левые» оппозиционеры уже «признали свои ошибки и раскаялись» летом 1918 года. Однако на текущий момент некоторая часть этой фракции выступает как «военная» оппозиция. Сначала они призывали немедленно экспортировать Революцию в другие страны с целью перехода к Мировой революции, аргументируя это тем, что иначе социалистическая революция в России погибнет. Во внутренней политике это течение предлагало полностью уничтожить банки и форсировать отмену денег. Призывали к децентрализации государственного и хозяйственного управления, выступали против привлечения к работе «буржуазных» специалистов. Троцкий уже отошел от этих оппозиционеров и фактически превратился в их главного противника. Ему в вину вменялось широкое использование на командных должностях в Красной армии военных специалистов из числа бывших царских офицеров и генералов. Особенно последних. Дзержинский пока еще принадлежал к «левой» оппозиции, а Сталин шел в ленинском фарватере, поддерживая или одергивая их в зависимости от ситуации. Организационно «левые коммунисты» контролировали Московское областное бюро партии.
«Левая и военная оппозиции … Что же с ними делать-то? Кругом либо партизаны недоделанные с анархическим уклоном, либо интернационалисты охреневшие!» — Я решил прекратить размышления в этом направлении. Иначе существовала возможность, что мои мозги начнут закипать от многообразия оппозиций, группировок, уклонов и платформ. Многие видные партийцы переходили из одного лагеря в другой и при этом прекрасно себя чувствовали. Примерами тому могут служить как сам Троцкий, так и, например, Бухарин. Николай Иванович уже успел поруководить «левыми» и вернуться на позиции Ленина. В будущем ему еще предстоит стать главой «правой» оппозиции в партии большевиков.
«Это потом. Сейчас важен Ленин и его позиция. Просчитать Владимира Ильича тоже возможно. Ему и армия нужна, и Троцкий необходим, и «Красного Бонапарта» очень не хочется. Вот из этого и надо исходить. Единственный в этом случае рабочий вариант — строить свою политику на платформе партии, как единого целого и стратегических задач государства», — у меня оставалась надежда, что я не ошибаюсь в оценке главного направления движения мыслей Ленина и, соответственно, верного ленинца-Сталина.
«В этом случае, наши устремления когда-нибудь пересекутся и войдут в единое русло. Если вообще не лезть во фракционные разборки, а просто заниматься своим делом — воевать и строить Красную армию, то в некий момент сложится ситуация для разрешения которой всем окажется необходим Троцкий», — идея показалась как минимум заслуживающей пристального внимания. В моем распоряжении и так находится очень весомый инструмент управления государством. Сильная Красная армия, стоящая за спиной Предреввоенсовета и подчиняющаяся, прежде всего, Троцкому — самый главный аргумент в любых партийных раскладах. Это еще одна из причин, по которым Владимир Ильич самостоятельно отслеживает положение на всех фронтах и контролирует работу РВС и штабов.
«Если не укрепляться, то через полгодика Ленин начнет активно вышибать из-под меня почву, — я припомнил интереснейшую историю с Вацетисом. — Не очень затейливо, кстати. А Лев Давидович, упоенный успехами и собственным положением, в той истории оказался настолько занят, что не обратил на снятие Главкома особого внимания».
В июле 1919 года Вацетиса арестовали по подозрению в измене. В телеграмме Троцкому, за подписью Ленина, Дзержинского, Крестинского и Склянского, арест объяснялся тем, что уличенный в предательстве офицер в своих показаниях указал, что Иоаким Иоакимович знал о заговоре. Вскоре Вацетиса освободят, «за недостаточностью улик», но на посту главнокомандующего не восстановят.
«Зачем снимать Главкома без действительно веских оснований, а исключительно по подозрению? По какой причине телеграмму подписали целой толпой — «самый большой босс», главный чекист, а также секретарь, который еще и член Политбюро ЦК, и первый заместитель председателя Реввоенсовета? Ответ очевиден — чтобы Лев Давидович не имел возможности дернуться после столь наглого вторжения в его епархию. Немаловажным моментом в этой ситуации оказалось личное знакомство Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича с Владимиром Ильичем. У Михаила Дмитриевича совершенно не складывались отношения с Иоакимом Иоакимовичем. В то время, когда Бонч-Бруевич в чине полковника преподавал тактику в Академии генерального штаба царской армии, поручик Вацетис был только слушателем и притом малоуспевающим (по словам Бонч-Бруевича). Михаил Дмитриевич, в свою очередь, не желал служить под началом младшего и менее опытного военачальника.