Въехала карета с деньгами на мост и провалилась. Прямо на днище села. Лошади испугались и на дыбы. Одна упала, ноги поломала себе и вторую побила. Жандармы за оружие сразу схватились, собрались отбиваться. Время идет, а стрелять-то некого. Мы сидим, не высовываемся, значит. Пошли двое жандармов смотреть чего под мостом, а там подпила-то нет. Провалилась карета и провалилась, сама навроде. А где мы подломили, где карета наломала уже и не разобрать никак.
Вылезли жандармы из-под моста-то, доложили, что и как. Тут офицер приказал одному десятку спешиться, чтобы значится карету вытащить. Мы сидим и ни гу-гу. Ждем, чего дальше делать будут. Стал один десяток вытаскивать, а другой сторожит. Да как тут вытащить-то? Карета тяжелая, колеса перекосило, лошади только мешают. Мы с товарищами сидим, не лезем — рано еще.
Маялись они, маялись, а не получается вытащить. Посудили жандармы — порядили, а делать нечего. Опять же и успокоились они, мы-то тихо сидим. Спешился и второй десяток, полезли они всем скопом вытаскивать карету свою. Только офицер на лошади сидит, командует. Гомон стоит, орут, матерятся, а мы фитили у бомб поджигаем.
Токмо они все вытаскивать взялись, мы четыре бомбы и швырнули в самую кучу. Тут кто куда. Кого убило, кого побило, кто врассыпную. Вот тогда и мы из кустов выскочили.
Нам бы и сейчас как-то так сделать на железной-то дороге.
Антип закончил рассказ и замолчал.
— Сколько взяли-то тогда? — Спросил рассказчика второй боевик.
— Ничего не взяли. Полусотню казаков черт принес. Всех они побили. Сам еле ушел. В речке отсиделся.
— А бомбы где брали?
— Был у нас один паренек из эсеров, идейный, а бомбы хорошие делал. На той речке он и сгинул.
Пока Ефим рассказывал, его никто не перебивал. Через некоторое время двое из минеров, до этого что-то обсуждавшие в полголоса, подсели к Блюмкину. Тот, что постарше, товарищ Алексей, начал говорить:
— Товарищ Николай, мы вот, что думаем. Можно сделать, как Пика рассказал, только немного по-другому.
— Это как же?
— Берем паровоз, пару вагонов и двигаем в сторону Новониколаевска к ближайшему небольшому мосту. На нем снимаем рельсы. Потом загоняем паровоз и один из вагонов на небольшой скорости на мост. Они с пути сходят. Главное, чтобы с моста не упали. Все это подрываем. Не удастся уронить паровоз — тоже не беда. Главное — враскоряку его поставить. Тогда рвем колеса и котел. Так, Миша?
Второй минер внимательно слушал. На вопрос утвердительно кивнул:
— Так, Леш. По-другому, можно паровоз на большой скорости пустить, чтоб упал. Потом на мост загоняем вагон с взрывчаткой и подрываем. Тоже хорошо выйдет.
— Пойдет. На месте разберемся, как лучше. — Первый минер кивнул и продолжил рассказывать. — Затем рвем рельсы и разбираем путь с двух сторон моста. Ставим мины под целые рельсы. С какой стороны состав не подойдет — тоже каюк. Если нет, вдруг успеют затормозить, то паровоз подорвется. Все равно остановим движение. Нам же нужен затор на железной дороге? Вот его и устроим.
Блюмкин внимательно выслушал обоих.
— Взрывчатки хватит?
— Хватит, товарищ Николай. На том складе много взяли. Мин шесть штук есть. Всего вдоволь. Вот со временем как быть? Вдруг не успеем — работы много.
— Что думаешь? — Блюмкин повернулся к внимательно слушающему Ефиму, тот почесал лоб.
— Могем и поспеть. Мы же ремонтники. Надо брать наш вагон с инструментом. Паровоз тоже не проблема. Там же прихватим. Пока в городе бардак, никто и не заметит, чего там угнали. Вот паровозную бригаду, где найти?
— С хозяином нашим переговорю. Думаю, он нам поможет с бригадой. Как уходить будем? — Блюмкин посмотрел на Прохорова.
— Зачем уходить, товарищ Николай? Можно рядом подождать и посмотреть, что из всего этого выйдет. Если получится, то и ремонтников побить. Пулемет у нас есть. Отойдем на версту-две от железки и схоронимся. Я с каторги зимой бежал. Знаю, как в тайге в стужу не пропасть. Елей в лесу много, а может, и на заимку охотничью выйдем. Заляжем, и станем ждать. Взрыв-то мины все одно услышим. Искать не станут. Не до того им будет. Возьмут наши власть в городе — хорошо. Белякам из Новониколаевска солдат сложнее подвезти. Не удастся восстание — тоже ничего. Пока паровоз тот вытащат, уже, глядишь, и поздно будет. Нужно, чтобы белые подольше разгребались на железке.
Некоторое время обсуждали детали предстоящей операции, потом Блюмкин условным сигналом вызвал в погреб хозяина дома. Он и Ефим разговаривали с Рюминым около получаса. Договорились обо всем, даже о лыжах и салазках.
Через два часа диверсанты покинули свое убежище и отправились «ремонтировать» железнодорожные пути.
14 января 1919 года.
Челябинск. 12:30.
Погода стояла отвратительная. От вчерашнего яркого зимнего великолепия не осталось и следа. На улице пасмурно и опять начинался снег. Не заладилось у меня с самого утра. Сначала чуть не обварился горячим чаем, опрокинув стакан на брюки. Потом случайно разбил пенсне. В довершение всего поскользнулся и едва не сверзился на землю, спускаясь из вагона. В последний момент меня поймал за ворот шинели Миша Глазман.
Бывают такие дни. Однажды, еще в предыдущей своей жизни, я собрался по каким-то делам. Куда и зачем поехал, не помню, да и неважно это. Сказал своей тогдашней пассии, что уеду на пару часов, а вернулся через десять минут. Еще бы я тогда не вернулся. Не успел проехать триста метров до ближайшего светофора, а уже увернулся от авто, пытавшихся «протаранить» мою машину, четыре раза. Поняв, что день явно не мой, развернулся и, плюнув на все, отправился назад. К большому моему сожалению, то, что разрешено Ивану Васильевичу Пухову — жителю двадцать первого века, не может позволить себе Лев Давидович Троцкий — Председатель Реввоенсовета Республики в самом начале 1919 года.