Стальной лев революции. Восток - Страница 64

— Хорошо, можете пока идти.

Оставшись в одиночестве, я глубоко задумался над происходящим вообще. В течение последнего месяца произошло так много событий, что времени остановиться и осмыслить настоящее просто не хватало. Оказавшись в тепличных условиях вагон-салона председателя Реввоенсовета, я фактически потерял связь с миром за окнами этого поезда. Вокруг меня так много планов, карт, директив и услужливых помощников, что задаваться «приземленными» вопросами необходимости не возникало. Партийные склоки, Сталин, Дзержинский и Ленин отнимали практически все свободное от работы время. В какой-то момент я осознал, что в большой степени отношусь к происходящему, как к стратегической компьютерной игре — тяжелой, но проходимой даже на самом сложном уровне. Передо мной мелькали красные или синие стрелочки на картах, а номера частей меньше дивизии уже не воспринимались. Мановением руки двигались в нужном направлении разноцветные фишки. Если они пропадали с игрового поля, то тут же на их месте появлялись новые. Теперь же жизнь внесла свои жесткие коррективы, дав понять, что реальность и мое мироощущение очень сильно отличаются друг от друга. Первым звоночком стало посещение госпиталя в Златоусте, после которого и появился нервный приказ ужесточить режим охраны. Тогда это скорее стало мерой, позволяющей как можно больше отгородить мой чудесный поезд от ужасов внешнего мира, в котором трагически рушится вековая цивилизация. Мне практически удалось дистанцироваться от действительности, где страдают, умирают от эпидемий, гибнут от войны и голода, но как-то умудряются выживать люди.

«Это могло стать фатальной ошибкой. Чем я отличаюсь от того Троцкого? Знаниями из будущего и большим человеколюбием?» — Я прислушался к себе. Часть сознания настоящего Льва Троцкого во мне не напоминала о себе. Скорее всего, предыдущий обладатель этого тела находился в глубочайшем шоке. Его тоже можно понять. Потратить столько усилий для обеспечения собственной безопасности и понять, что все зря. Чуть не погибнуть окончательно из-за неизвестно чьего глупейшего просчета, забыв о «профессиональном заболевании публичного политика». С другой стороны, Лев Давидович предпринял для охраны своей персоны практически немыслимые в то время меры. Он окружил себя «преторианцами», платил им очень серьезные деньги (начальник поезда пользовался правами комдива) и постоянно передвигался по стране.

«Как там сказал Гусев… Придумано прекрасно, а исполнение подкачало? — Мысль повернула в другое русло. — Получается, что акция разработана и спланирована заранее, а боевики подобраны волею случая?»

Вопрос очень интересный. Ведь одно лишь желание убить Троцкого не поможет обойти достаточно многочисленную охрану и оказаться рядом с объектом покушения. Случайности, конечно, бывают, но не в разгар дня и не всемером из трижды проверенных развалин.

«Неужели предательство? — Бронштейн внутри зашебуршился, соглашаясь, что дело нечисто. — И кто же эта сволочь?»

Я разозлился так, что руки перестали дрожать от страха. Бесил тот факт, что кто-то посмел предать меня. Еще больше раздражала собственная глупость и раздолбайство.

«Нашел идиот тепленькое местечко, прижился, бабу себе завел. Совсем как предыдущий владелец поезда!»

В этот момент постучался Глазман.

— Лев Давидович, всю округу проверили, посторонних нет. Посты усилены ротой Седьмого Тамбовского полка ВЧК. Выступать поехали трое агитаторов. Сергей Иванович распорядился. Может, чаю прикажете?

— Чай, говоришь? Давай-ка, Миша, кофейку, позови ко мне товарища Гусева и распорядись, чтобы броневик и грузовики с платформ скатывали и заводили. На выступление поедем обязательно.

Секретарь хотел что-то возразить, но, увидев мое перекошенное от гнева лицо, ничего не сказал, бросившись выполнять поручения.

Несколько минут спустя вошел Гусев. Он явно находился в некотором замешательстве.

— Лев Давидович, я позволил себе от вашего имени отправить трех агитаторов, если это неправильно, то прошу извинить за поспешно отданный приказ. Я подумал, что кому-то необходимо там быть. Кроме того, Каменев, узнав о покушении, дополнительно выделил для вашей охраны бойцов Седьмого полка ВЧК. Их эшелон как раз находится на станции.

— Все правильно сделали, Сергей Иванович, очень вовремя. Спасибо.

Гусев явно облегченно выдохнул:

— Лев Давидович, на улице сгружают с платформ автомобили и броневик, а Глазман сообщил о вашем намерении ехать на митинг. Может, не надо сейчас?

— Товарищ Гусев, это настоятельно необходимо, но вас я вызвал не за этим. Слушайте внимательно. Могу оказаться не прав, но эту версию обязательно нужно проверить. Считаю, что напавшим на меня боевикам помог кто-то из состава нашего поезда. Объяснить?

— Да, Лев Давидович.

— Один-два человека могли ночью проскочить посты и занять позицию для атаки, но семь — слишком много. Попасть к поезду беспрепятственно они, по вашим же словам, не могли. Вывод прост — или их кто-то провел ближе к полудню, или где-то совсем близко есть тайник-лежка, в котором эти люди прятались. Иначе как их не заметили вчера ночью, когда станция была полна красноармейцами и чекистами? Но здесь опять же возникает вопрос — кто и как подал им знак? Я не верю в такие совпадения. Здесь постоянно мотается толпа людей. Много командиров и комиссаров. Круглосуточно кто-то прибывает с докладами, но атаковали именно меня и в тот момент, когда я впервые отправился в город. Все понятно?

— Ясно, товарищ Предреввоенсовета. Разрешите идти?