В ноябре 1918 года успешно завершилась операция по разгрому белоказачьих войск на Тереке. В ней участвовали Первая Ударная советская шариатская колонна, части георгиевского боевого участка и Первая Святокрестовская дивизия. Шариатская колонна была образована из Первой Внеочередной дивизии, пополненной горскими частями, в составе которых были кабардинцы, осетины, ингуши, чеченцы, черкесы. Ее боевое ядро составляли Дербентский, Выселковский и Таганрогский полки. 2 ноября части красноармейцев начали наступление и, преодолевая сопротивление противника, 8 ноября подошли к станице Прохладная, где размещался штаб терской казачьей дивизии. Поражение Кавказской армии генерала Бичерахова северо-западнее Прохладной вынудило командование терской контрреволюции ослабить осаду Грозного и Кизляра. Противник сосредоточил свои силы в районе Прохладной, чтобы дать здесь генеральное сражение наступающим частям Красной Армии. Однако атакующие войска разбили контрреволюционные отряды и Девятого ноября овладели Прохладной. С 13 по 20 ноября наши части очистили от противника все станицы по Тереку до Моздока, а 23 числа освободили и Моздок. Под Котляревской и в районе Червленной Одиннадцатая армия соединилась с частями Двенадцатой армии, что позволило восстановить железнодорожное и телеграфное сообщение от Георгиевска до Кизляра и связь с Астраханью. Это был серьезный успех, так как в отношении снабжения Двенадцатая армия находилась в лучших условиях, поскольку ее коммуникации шли вдоль берега Каспийского моря через Кизляр, Черный Рынок и Алабужскую на Астрахань. Местность здесь более населена, и с начала декабря именно по этому пути стало организовываться снабжение Одиннадцатой армии. Также существовала возможность доставки пополнений и боеприпасов морем, но, к сожалению, только с началом весны. Другой мерой, позволившей в какой-то мере облегчить положение Каспийско-Кавказского фронта, стал перевод военной базы Одиннадцатой армии из Элисты в Арзгир и Старый Крест. Военная база имела три с половиной тысячи подвод и вьючных верблюдов с имуществом: около шести миллионов патронов, сорок тысяч снарядов, шесть тысяч винтовок, пятьдесят пять тысяч комплектов обмундирования, много продовольствия, медикаментов и других видов военных припасов, в которых так отчаянно нуждался фронт. Самым интересным оказалось то, что сначала предполагалось наступать, а только потом получать боеприпасы. Спешили настолько, что при разработке плана наступления не обратили внимания на то, что армейские запасы на складах левого фланга Одиннадцатой армии на 17 декабря 1918 года составляли: орудийных снарядов — 2104, винтовок — 2100, патронов — 33 405, ручных гранат — 90, пулеметов разных систем — 53, пулеметных лент — 242.
После того, как в десятых числах декабря я узнал, что командование и Реввоенсовет Каспийско-Кавказского фронта находятся аж в Астрахани, в четырехстах-пятистах километрах от войск, у нас с комфронта Михаилом Степановичем Свечниковым состоялся достаточно нелицеприятный разговор. Командование фронта фактически не принимало никакого участия в руководстве боевыми действиями и не имело постоянно действующей связи ни с Одиннадцатой, ни с Двенадцатой армиями. Во время разговора со Свечниковым я выяснил, что командование фактически занимается только проблемами снабжения войск. Это было понятно, так как доставка припасов для Одиннадцатой и Двенадцатой армий, вызывала огромные трудности. Вопрос снабжения отнимал все время Кофронта.
Кроме всего прочего, Реввоенсовет фронта оказался втянутым в конфликт полномочий с Астраханским губкомом партии. Губком требовал полной подотчетности политорганов фронта и пытался контролировать оперативную и политическую деятельность РВС Каспийско-Кавказского фронта. В итоге потребовалось личное вмешательство Ленина, с которым я немедленно после получения этой информации связался, так как уговоры ЦК партии и увещевания ВЦИКа не помогали решить эту проблему.
Конфликт уладили, и руководство армиями вновь сосредоточилось в руках командования фронтом. Тем не менее, я снял с должности увязшего в дрязгах председателя РВС Каспийско-Кавказского фронта Александра Шляпникова и на его место назначил проявившего хорошие организаторские способности Константина Александровича Мехоношина. В самой Одиннадцатой армии тоже произошли изменения. Командующим стал Михаил Карлович Левандовский. Его кандидатуру выдвинул Орджоникидзе, с которым я связался для выяснения всех аспектов дела. Григорий Константинович в это время занимал пост председателя Совета обороны Северного Кавказа и был в достаточной мере осведомлен о происходящем и лично знал многих красных командиров на Кавказе. Это улучшило руководство и, в какой-то мере, тоже помогло решить проблему снабжения фронта.
Разбираясь с положением на Северном Кавказе, я отменил директивы и приказы о наступлении на Ставрополь, Новороссийск и Ростов-на-Дону, в помощь Южному фронту, изданные в первых числах декабря Восемнадцатого года, и во второй половине декабря отдал приказ об отходе Одиннадцатой армии из района эпидемии тифа, закреплении на рубеже Маныч — Арзгир — Благодарное — Минеральные воды — Моздок — Кизляр и переходе к обороне. В задачу Двенадцатой армии входила оборона участка Кизляр — Нальчик, с целью обеспечения снабжения Одиннадцатой. Других вариантов особо не было.
Во-первых, можно оставить все как есть и спокойно ожидать удара Первого конного корпуса генерала Врангеля по растянутым в линию частям Одиннадцатой армии. Я не помнил, на стыке каких частей белогвардейцы нанесли этот удар в прошлой истории, но в данном случае это представлялось не столь важным. Растянутая в линию, больная тифом, без боеприпасов, обмундирования и продовольствия Одиннадцатая армия не сумеет организовать оборону. Если так поступить, то Деникин будет громить Каспийско-Кавказский фронт по частям, что, конечно, задержит его, но ненадолго. Потерять сто тысяч бойцов — большая ошибка.